множество маленьких домиков стоит на берегу реки, от берега которой вглубь отходит множество маленьких заводей. их берега покрыты зарослями ив и ежевики, отдельно меж них стоят молодые липы, черная кора которых долго хранит тепло после заката, и невысокие, чуть покосившиеся дубки. домики редко похожи один на другой: некоторые выложены из серого камня, у других стены кирпичные, деревянные и даже вовсе какие-то неопределенные; встречаются средь них такие, из труб которых тонкой струйкой утекает к чуть видимым облакам такой же чуть видимый дымок; есть и скромные, словно спрятавшиеся меж садовых малинников и яблонь, есть массивные и гордые, словно пузатые чайник или толстые генералы с эполетами в виде 2груш возле крыльца.
я жил в маленьком одноэтажном строении, что стояло на 4толстых сваях возле одной из самых тихих и укромных запруд. совсем рядом, в полусотне шагов, волны могучей реки стачивали камни и смывали песок, в который из последних сил цеплялись огромные старые деревья, уже давно накренившиеся и спустившиеся ветвями с побуревшими листьями до самой воды, но в моей запруде всегда, даже в самые грозные шторма, было тихо. 2лодки стояло на берегу, одна совсем старая, облюованная дикими осами для своих серебристых гнезд. другая была новее, она еще не забыла звук плеска воды под взмахами весел, еще крепкой веревкой был привязан к ней толстый кусок рельса, заменяющий якорь.
меж заводью и моей обителью росли цветы, посаженные моей бабушкой и мной. она более всего любила пионы, я - тюльпаны. и был среди них такой особенно красивый, что словно спутав однажды в день своего рождения лунную ночь с днем, распускался по ночам. я любил залезать на крышу дома, смотреть на его лепестки, чуть колышущиеся под ветром реки и дыханием звезд, смотреть на недвижимую воды заводи, на словно замершую на долгие часы рябь на реке, на далекий-далекий противоположный берег, на тамошний крутой обрыв.
очень далеко слева огнями сверкал город, а справа темнели водозабор да полоса прибрежных лесов. иногда мне хотелось отвернуться от реки, и тогда я смотрел на холмы, покрытые соснами, на железную дорогу, идущую от них к самому берегу.

все ночи были хороши, и ни одна никогда не мешала другой. но была среди них такая, которая единожды и навсегда изменила все в моей жизни.
поздно ночью я увидел, что все вокруг словно стало светиться изнутри: саженцы смородин, рассада огурцов, ручной умывальник и старинное зеркало, стоящее на улице - все они вдруг показались очень чистыми и слабо сияющими. стекла, вода в бочке, река - все вдруг замерцало, начало переливаться, меняя цвет со светло-голубого на синий и лиловый. обычно темные бесцветные облака вдруг стали наливаться желтоватым светом, сосновые боры наполнились янтарными искрами, а далекий берег стал видим также хорошо, как и за час до восхода. но самое главное - тюльпан, словно набравшись сил , потянулся вверх, а с лепестков его вдруг вырвались и полетели вверх алые, малиновые, пурпурные точки, оставляя после себя яркий след. из одного сада в другой, меж соседними домами стали перебрасываться яркие многоцветные арки и радужные мосты. меж которых стали носиться маленькие шарики, выросшие из тюльпана, они носились спиралями и вихрями, и помчался за ними по этим аркам, дугам, мостам и перекрытиям. они уводили меня все вверх, опоры некоторы из них уже упирались в воду, а земля все удалялась и удалялась. мне не слышен был голос своих мыслей, не видно сияние звезд, не чувствовал я, как обдувает меня холодный ночной ветер. мой путь вверх пролегал словно в легкой туманной дымке, за которой угадывались лишь очертания берегов, контуры отмелей и кос, следы от плывущих ночью барж. что-то очень тянуло выглянуть из этого туманного коридора, но иная сила, еще более могущественная, увлекала вместе с переливающимися летающими точками в ту сияющую даль,
за которой угадывалась вся красота земли,
за которой угадывалась фигура прекраснейшей из живущих,
за которой угадывалась любовь.